— Он был моим братом по оружию, — просто ответила Зула.

Дженна вскинула голову, явно приняв какое-то решение.

— Ты поедешь с нами.

— Нет! — крикнул Бомбатта. — О, всемогущий Митра! Ты так и будешь подвергать опасности все наше дело? Вспомни о пророчестве.

— Я что-то не припоминаю в нем ни слова, запрещающего женщине сопровождать меня. — Ее голос зазвучал твердо, но все же она повернулась к Конану, словно: обращаясь за поддержкой: — Скажи ей, что она может ехать со мной у тебя, есть, Малак и Акиро, а у меня, только Бомбатта, да и тот только и делает, что кричит на меня. Раньше он никогда не повышал на меня голоса.

Малак со смехом влез в разговор:

— Да где ей угнаться за нами, на этой-то коринфийской овце!

Зула не была намерена переводить дело в шутку, но процедила сквозь зубы:

— Да уж ты-то даже во весь рост пройдешь под брюхом любой овцы, коротышка.

Конан прикоснулся к своему амулету. Бомбатта, может быть, прав. А что, если они и вправду нарушат условия пророчества, а значит — рискуют не выполнить его, и он лично — останется без Валерии. Но все же эта ситуация — явный знак судьбы.

— Я не скажу «нет», — сказал он наконец, Бомбатта выругался, но Дженна уже сломила его сопротивление своим энтузиазмом.

— Значит, ты поедешь со мной.

— Я поеду с Конаном, и только поэтому — с тобой.

Дженна, казалось, не заметила поправки, так она была рада.

— Ладно, тогда давайте поехали все, а там разберемся, — подвел итог Конан, поворачивая коня и направляясь дальше в глубь каньона.

* * *

В кроваво-красном свете Камня Амон-Рама внимательно изучал двигающиеся фигуры. Еще двое, отметил он и внимательно присмотрелся к толстенькому желтокожему человечку с седыми усами.

От него исходила Сила! Колдун… Но не такой уж и сильный по сравнению с самим стигийцем.

— Идите же ко мне, — зловеще улыбаясь, шептал он, — приведите ее ко мне.

* * *

— Ну, а когда ты вернешься в Шадизар с Ключом и Сокровищем, что тогда?

Дженна с удивлением уставилась на свою спутницу. Она даже не задумывалась об этом.

— Ну, я буду жить во дворце, как и раньше, — на ее лице отразилась какая-то тень неудовлетворенности, но что еще она могла предположить? — Это моя судьба и предназначение, — заключила она.

Зула только хмыкнула.

Сама не понимая почему, Дженна чувствовала себя совсем разбитой и рассеянно переводила взгляд с одного из своих спутников на другого. Конан по-прежнему ехал впереди, за ним Акиро с Малаком, а замыкал их процессию Бомбатта, напряженно всматривавшийся в окружавшие их склоны, словно принюхиваясь к запаху опасности, которая могла бы подстерегать их повсюду, разлитая даже в предвечернем кроваво-золотистом свете солнца.

Но все же больше всего ее мысли занимал киммериец. Он был так непохож ни на кого из известных ей людей и персонажей. Такие, как Акиро и Малак, попадались в сказках, рассказанных ей ее служанками. Но высокому северянину не находилось места в этих историях про утонченных принцев и изящных принцесс. Дженне никак не удавалось разобраться в тех чувствах, которые он внушал ей. Они не были похожи на те, которые описывались в стихах и песнях. Да и трудно было бы представить его героем этих песен, вручающим золотую розу в хрустальных каплях росы, чтобы напоминать о себе, когда он уедет в дальние страны, и всякое такое. Скорее уж он перекинул бы ее через седло перед собой и… а что потом? Она не могла себе даже представить, но что бы он ни сделал — это всегда будет не так, как описано в сказках.

Зула, наверное, могла бы многое растолковать ей. Но что-то мешало Дженне спросить ее напрямую. Она решила постепенно подвести ее к разговору о Конане.

— Женщины-воины, — начала она, — это так странно. Это обычно в твоей стране?

Темнокожая женщина кивнула:

— Наши горы окружены недругами. А нас очень мало. Мы не можем позволить себе роскошь предоставить лишь мужчинам браться за оружие. Все должны уметь воевать, если мы хотим выжить.

— Я даже не знаю, есть ли в моей стране женщины-воины, — Дженна заинтересовалась этой темой. — Скажи, а я смогла бы стать воином? — спросила она, справедливо полагая, что такая жизнь сильно отличалась бы от поднадоевшего ей существования в дворцовых стенах.

— Быть может, если твоя воля выдержит тяжелые тренировки, испытания, лишения. И если у тебя хватит решимости. Это тяжелая жизнь, — и главное — нужно всегда быть готовой к смерти. Собственной смерти или гибели близкого человека.

Дженна тихо, стараясь не задеть женщину, спросила:

— Т'кар. Ты назвала его твоим боевым товарищем. А он… он был твоим возлюбленным?

— Любовником? Да, и я тебе скажу, лучшим любовником из всех мужчин, которых я знала.

— А как… как это все началось? Между тобой и Т'каром?

Зула рассмеялась, словно вспомнив о чем-то веселом:

— Многие женщины хотели быть с ним. Еще бы — такой красивый и мужественный. Я сказала, что любая, которая захочет разделить с ним ложе, должна будет сначала выйти на поединок со мной. Никто не рискнул сразиться, а когда Т'кар увидел это, он пригласил меня в свой дом.

Дженна задумалась. Все это было так непохоже на то, что рассказывалось в сказках.

— Значит, ты просто решила быть с ним, сама выбрала его. Мужчинам это нравится?

— Некоторым — да. Настоящим мужчинам. А остальные боятся таких женщин. У них кишка тонка.

— А кого из тех, кто едет с нами, ты выбрала бы? Может, Малака, а?

— Ну, скажешь тоже. Ничего себе шуточки. Если говорить серьезно, то я выбрала бы Конана…

— Потому что он спас тебе жизнь? — Дженна, сама не понимая почему, закипела от гнева. — А почему не Бомбатту?

— Этот считает, что грубость добавляет ему силы. Хотя его ничего не стоит привязать к себе. А Конан может быть сильным и добрым одновременно. Привязать его — нелегкое дело, если вообще это возможно, пока он сам не захочет. А лучше уж спать с кроликом, чем с мужчиной, который тебе легко достался.

Зула искоса посмотрела на Дженну, и та, понимая, что ей не удалось скрыть своего смущения, покраснела еще больше.

— Не бойся, девочка, я не собираюсь отбивать его у тебя.

— Отбивать? У меня… Да ведь он и не мой вовсе… — Она выпрямилась в седле и, подражая голосу Тарамис, величественно произнесла: — И не называй меня девочкой. Я — женщина.

— Конечно. Извини, Дженна. — Зула помолчала, прежде чем продолжить: — У моего народа есть обычай. После смерти любовника я не могу спать ни с одним мужчиной в течение года. Если бы вчера погибла я, то Т'кар поступил бы так же.

Настал черед Дженны ехать молча, переваривая все услышанное. Мало что могло помочь ей. Никто вокруг не собирался вступать с ней в поединок за Конана, если бы даже она знала, как нужно драться. И если бы она была уверена, что именно это ей нужно. А что касается остального… Она, как бы невзначай, спросила: